Я всегда убегала из дома, когда к нам в гости приходили знаменитые персоны. А то папа как начнет представлять нас с сестрой: “Это мои дочери: одна умная, другая красивая”, и живи потом обе опозоренные перед Окуджавой или Леоновым. Но когда меня вели в гости в детстве, с поводка было не сорваться. На гастролях в Тбилиси родители как-то прихватили меня на обед к великому художнику Ладо Гудиашвили. Дом его был чисто барский дворец, папа сказал: бывшее обиталище князя Багратиона Мухранского. Обеденная посуда буквально царская : с золотыми вензелями Николая II на сияющем столе великанских размеров. Залище, уходящий в занебесную высоту, сплошь увешан одуряющими по цвету картинами Мастера. САМ был красив, как никто, голова сверкала волнистым серебром. Мама родная, это ж какой удар по воображению советской пионерки, — прошло больше полувека, а я до сих пор никак не опомнюсь.
Сейчас, когда в Тбилиси есть памятник Гудиашвили, площадь и улица его имени, я бы могла похвастаться фотографией, на которой изображена рядом с Небожителем. Но я на ней себе так не понравилась, что просто сунула ее вместе с собой в мусорное ведро. Видали дуру? Не извиняет меня даже то, что мне было 10 лет. Но зато его фотография с папой есть в книге Л. Горелика “Львиная доля”, там же и рассказ про Ладо (глава “О том, как я стал “Кавказским пленником”).
В “Горелее” три работы Гудиашвили: “Гимнаст”, “Улыбка фрески” и “Пляж в Гудаутах”.
